Впервые опубликовано в Международном журнале поэзии «Интерпоэзия».

Елена Севрюгина

Телеграмма Богу

Всем хорошо известна история мальчика Кая, которому в глаз и в сердце попала льдинка. Добрый ребёнок стал жестоким и равнодушным, потому что увидел жизнь в ином свете — даже самые прекрасные вещи казались ему уродливыми. Как это обычно и бывает в таких случаях, на помощь пришла любовь — слезинка Герды растопила оледеневшее сердце.

Почему я вспомнила эту сказку? Потому что такой же панацеей от жестокости и равнодушия стала для меня новая книга Александра Правикова «Бульдог судьбы». Читая её, я на физическом уровне ощущала, как сердце моё «оттаивает» и согревается человеческим теплом. А ещё я поймала себя на мысли, что фамилия «Правиков» идеально характеризует автора. Его стихи выправляют нравы, распрямляют наши души. На что бы поэт ни взглянул — всё, даже самое обыденное и неприглядное, начинает обретать особый смысл и особую прелесть. В том числе и прежде всего — человеческая жизнь. Человек велик даже в своей заурядности, обыденности, в мелочных делах и бытовых проблемах. Эта в чём-то парадоксальная, но всё же верная мысль является сквозным мотивом книги:


Отойди от ближнего, и увидишь,
Как сирийский мистик, простое диво:
Эти твари, созданные в любви, ишь
Как они на самом деле красивы.


Альтруистическая и светлая оптика зрения — визитная карточка Александра. Редко в наши дни встретишь подобную человечность. Современные поэты по большей части превозносят себя над окружающими, смотрят на всё «надмирным» взглядом. У автора «Бульдога судьбы» этого нет и в помине. Его отличительная черта — здоровая самоирония и абсолютно трезвая, объективная самооценка, основанная на понимании той простой истины, что в мире нет готовых истин. Всё зависит лишь от того, с какого ракурса мы смотрим на эту жизнь:


Мой принц, я дома в этой чуши,
Где всё идет вперекосяк
И не туда. И будет лучше,
Коль всё и дальше будет так.
Ведь я и сам не без помарок,
Я сам кому-то много лет
Непредсказуемый подарок,
Любая хрень в любой момент.


Такой подход изначально снимает психологическую напряжённость повествования, ненужную «истерию» по поводу тех или иных событий.

Автор, никогда не теряющий веру в лучшее, понимающий, что «любая свадьба с привкусом похорон», а «любая правда с одной стороны черна», способен сохранять спокойствие, оптимизм и здоровое чувство юмора даже в самых патовых ситуациях. Да, войны, да, убийства. Но это ведь временно — всё еще обязательно изменится. Иначе «чему мы учимся в этой яме?»

«Всё плохо, но не в этом дело — всё будет хорошо в конце» — таков девиз Правикова. И этой жизненной правде безоговорочно веришь, и «заражаешься» оптимизмом и альтруизмом.

А ещё склонность к оценке жизни с разных ракурсов рождает в сознании поэта ощущение родства со всем и со всеми на свете. Подобное качество правиковской музы уже отметила автор предисловия Анна Логвинова, сказав о том, что «поэт не расталкивает никого в поисках своего места под солнцем… скорее, он пытается найти место для Солнца в этом мире и вообще всех непристроенных куда-нибудь пристроить».

Это чистая правда. И тому доказательство — хотя бы стихотворение про паучка, ползущего «из коробки с брусникой».

Казалось бы, что общего у него может быть с человеком? Да всё общее, если вдуматься. Ведь в масштабе земных и небесных координат мир выглядит по-разному, и люди в глазах Бога — те же паучки, которые попали «из лесу в понедельник» и ползут себе на работу под небом «цвета брусники».

В стихах Правикова порой ощущается пастернаковская стихийность, способность услышать «вечное» в шуме тополей, осознать себя «ни зверем ни травой», а «опёнком Бога», вышедшим «из серой, как снег, земли».  Человек здесь лишён преимуществ быть царём и венцом творения, но при этом ему отведено достойное место в общей картине мироздания. А кто уж будет в этой картине первым, кто последним — вопрос десятый. Да и есть ли на него ответ, если мир неделим, и каждое его явление — неотъемлемая часть нас самих?


С вами, серые снега, с вами, праздничные лужи.
Ни один на свете стих не сравняется с котом
Или веткой. Может быть, я потом смогу не хуже?
Я надеюсь на потом, я надеюсь на потом…


Если же говорить о литературных отсылках, то далеко не один пастернаковский голос слышится нам в этой книге. Здесь и Пушкин (вероятно, горячо любимый Правиковым), и Тютчев, чей «мыслящий тростник» явно сродни опёнку Бога. И лучшие представители Серебряного века.

Вновь соглашусь с Анной Логвиновой, отметившей особое обращение Правикова «с цитатами и интонациями других поэтов». Их и правда иногда «слышишь даже там, где их, может быть, и нет». Точнее сказать, они «разбросаны» по всему поэтическому полю книги, и при этом искусно шифруются, облекаясь неповторимой авторской интонацией. В этом смысле тексты «Бульдога судьбы» становятся своеобразным квестом: угадай поэта. И думаю, что читатель искренне радуется, когда угадывает. Так, строка «не то, что мнили мы, реальность» совершенно явно перекликается с тютчевским «не то, что мните вы, природа».

А вот вырастающий из «нового Ариона» Мандельштам, «продышивающий вовне проталину в стекле морозном». А вот и Бродский, удачно спрятавшийся в юмористическую «Песню о полной жопе»:


Не выходите на улицу,
Не контактируйте с ней!
Полная жопа, когда с нею споришь,
                                          становится только полней…


Верный хранитель классической литературной традиции, Правиков ещё и постмодернист, чья поэтическая речь многоуровнева и интертекстуальна. На его поэтическом поле происходит масштабная перекличка эпох и культур.

А всё, в конечном итоге, сводится к одной простой и очевидной мысли: этот мир спасут любовь и подлинная вера. Поэтому так важно не потерять её — вопреки всему, иногда даже здравому смыслу. И Правиков верит и до последнего надеется, что добро всё равно победит:


…надежда не то что мала, её просто нет, но мы сделаем вид из гордости, из ничего. Не может быть так, что добро победит, и всё-таки я за него.


Это касается и человеческих отношений. Человек смертен, и в силу этого непреложного обстоятельства любовь тоже не вечна. И семья не вечна, так как в ней «сначала прибавляешь по одному. А дальше что, опять отнимать?» Но лирический герой Правикова категорически не хочет смиряться с подобной истиной и, вторя Маяковскому, бросает вызов самому мирозданию: «Эй, мироздание, твою мать, я тебе отниму!» И почему-то искренне верится в то, что мироздание в подобный момент не спит, «положив на лапу с клещами звёзд огромное ухо», а тихо и счастливо улыбается. Ибо каждому даётся по вере его. И должно обязательно быть что-то «поверх забвенья и смерти, поверх старенья и боли».

Справедливости ради следует сказать, что упорный оптимизм автора всё же имеет диалектическую природу. Подобная точка зрения возникает через осознание трагизма бытия и неизбежности некоторых вещей, с которыми просто надо смириться. Истинная вера спасает положение и приводит к каждодневной потребности обращаться к Богу — даже при понимании того факта, что «Боже не только мой».

Но Правиков обращается к нему не как к вседержителю. Скорее, как к другу, всецело разделяющему его убеждённость в том, что в людей надо верить, что «еще немного» и «они сумеют». А более всего вселяет надежду то, что у человека с Богом действительно возможна обратная связь. Бог всё видит — и он безусловно будет милосерден. Он не покарает, а будет верить до последнего в то, что человек — его лучшее творение.

И совсем не обязательно писать длинные письма для того, чтобы быть услышанным, — длинное письмо долго читать. Иногда достаточно короткой телеграммы, нескольких слов — и они окажутся действеннее любой молитвы, если для тебя, как для автора этой книги, не вера порождается чудом, а чудо возникает из глубокой веры:


Дайте море Мандельштаму,
Пастернаку — огород.
Кто умеет, телеграмму
Дайте Богу — пусть придёт.

У кого записан адрес,
Кто припомнит дважды два,
У кого ещё остались
Настоящие слова…