Впервые опубликовано журнале «Новый журнал».

Елена Севрюгина

Перечитывая неоднократно эту книгу, ловлю себя на мысли, что никогда не смогла бы правильно определить возраст поэтессы, если бы не была знакома с ней. Её поэзия поражает глубиной знания жизни, той мудростью, что не вписывается в границы земного существования и заставляет поверить в чудо реинкарнации.

Впрочем, можно обойтись без мистики и просто обратиться к реальной биографии автора. К своим тридцати годам Клементина прошла через суровые испытания: серьёзная болезнь, длительное лечение, операции, пребывание за гранью жизни... — подобный опыт приводит к духовной зрелости, граничащей с прозрением. Создатель «Страшного человека» — настоящий борец и потрясающий жизнелюб.

Мне кажется, эта книга появилась на свет для того, чтобы дать автору возможность подвести некий промежуточный итог, «отпустить» своё прошлое. Для этого требуется на какое-то время вернуться и не побояться посмотреть в глаза своему «страшному человеку», максимально сблизиться с ним — только для того, чтобы он навсегда исчез, уступил дорогу новому и счастливому, человеку. И Ширшова добровольно идёт на это испытание, прекрасно осознавая, что «изучение своей теневой стороны <...> крайне важно, потому что без этого мы не сможем понять, кто мы есть на самом деле...» Каждое стихотворение — блуждание по тёмным лабиринтам подсознания. Лирическая героиня пристально вглядывается в «темноту», чтобы зафиксировать в памяти и тем самым отстранить от себя, не допустить прорастания монстра в себе:

страшный человек смеётся одним ртом без глаз
страшный человек скажет правду прямо сейчас,
а затем начнёт говорить о чём-то простом
страшный человек обещает решить потом
сообщает одно, думает другое, делает третье
страшный человек тем и страшен, что ты его встретил

В таком же ключе, как мне кажется, написаны многие романы Стивена Кинга, герои которого проникают «по ту сторону зла», не имея возможности избежать встречи с ним. Стихи Ширшовой похожи на тайные люки: наступаешь на них двумя ногами, даже не подозревая о том, что каждый такой люк открывает «страшного человека» в одном из его многочисленных обличий. Страшный человек — не мы ли сами, наши тайные мысли и желания? Так, в масштабном стихотворении «В ожидании трамвая» развёрнута метафора жизни, проходящей в ожидании... катастрофы.

все стояли, не замечая
долгожданного приближавшегося трамвая.
общее выражение:
«вот оно!» — написано на их лицах.
утро ярится,
пьяница матерится,
и мороженое растекается по тротуару

Лирическому герою Ширшовой нестерпимо страшно от осознания обречённости. Практически каждое стихотворение становится непростым опытом проживания экзистенциального ужаса неизбежного, неотвратимого. Одним из механизмов защиты от жизненного негатива для лирического героя становится смех. Этим смехом, слегка жутковатым, отчаянным, наполнена книга. Так, поводом к стихотворению «Веселье» становится экстренная операция:

перед входом в блок
разделась по-деловому.
оставался только нательный крест.
снимите, попросили меня,
«там он уже не понадобится».
почему-то эта фраза
очень нас рассмешила.
вместе с врачом
мы хохотали так долго,
насколько нам позволяло время,
боль, заполняющая моё тело,
и ситуация, в которой мы находились.

Героиня остро ощущает вселенское неблагополучие мира и человека, над которыми довлеет жестокий рок. В стихотворении «Триптих» Ширшова создаёт двухуровневое мифологическое пространство, в котором земным рыбаком управляет рыбак небесный (но не Бог). «Пока мы внизу ловим рыбу — наверху ловят нас».

Лирическая героиня ищет утешение в любви, которой «осталось мало» в мире, где всё так хрупко и зыбко, где «ещё пять лет назад человек пёк тебе куличи, а теперь его самого сжигают в печи». Поэтому даже в радости и счастье ощутимо дыхание смерти.

С предельной остротой и искренностью выражено в книге чувство сострадания, способность человека к совместному проживанию боли. Своеобразной художественной вершиной книги можно назвать поэму «Лидия», посвящённую бабушке, ушедшей в мир иной.

Читать книгу Клементины Ширшовой тяжело — в ней довлеет образ смерти. Для самого автора смерть — не только физический распад, но и утрата духовной идентичности, уникальности. Думается, что «человек» Клементины Ширшовой — пробирающийся в толкотне, избегающий «вторичности собственной личности», возвращающийся в себя, «как в заброшенный дом», — не столько «страшный», сколько платоновский «сокровенный человек», ведущий разговор не «от сердца к сердцу» — но проговаривающий себя, потаённого, страдающего.