Впервые опубликовано на
сайте Южнорусского Союза Писателей.
Марина Чиркова
Единство восприятия и внутренний конфликт
в поэзии Елены Севрюгиной
Елена Севрюгина, Раздетый свет. — М.: Синяя гора, 2023. — 68 с.
Привет, книга! Какая ты новенькая!
А давай с тобой, книга, погадаем на поэзию? Потому что всё преходяще, а поэзия вечна. Погадаем на жизнь, потому что жизнь хоть и не вечна, но живётся так, как будто была всегда и перманентно «всё ещё будет».
Доверимся автору и посмотрим, на какие вечные вопросы придёт ответ.
Ведь почему и для чего мы читаем? Возможно, наше читательское любопытство состоит наполовину из желания открывать миры, путешествовать в прошлое и обратно, а наполовину — уже из области предчувствий и стремления оберегать будущее…
Книга Елены Севрюгиной «Раздетый свет» производит сильное впечатление и интригует с первого же стихотворения:
нас извлекут из пустоты,не сразу всех — поочерёдно,и вспыхнут грустные цветына коже памяти подводной,и вспомнит вечная вода,вращая времени спирали,о том, чем были мы тогда,когда ещё не умираликогда в бесплотной высотемы были лепетом и летоми, не имея глаз и тел,срастались голосом и светом,когда, оставшись за дверьмине нами созданного рая,внезапно сделались людьми,себе судьбу не выбираяНас извлекут из пустоты — это рождение или смерть и посмертная переоценка потомками? Финал не поясняет, нет, но даёт примечательный синтез, ощущение одновременности того и другого. Если вдуматься — очень верное чувство: родился — значит, смертен, живёт — значит, уже умер где-то в далёком будущем, умер — значит, рождался и жил.
Читая далее, понимаешь: всё совершенно не случайно, и этот синтез — не разовая прихоть автора, но концепт, мировосприятие и, не побоюсь этого слова, парадигма. Новаторская, как мне представляется, парадигма. Пожалуй, если выделять основной посыл книги, достигший меня как читателя, он и заключается в этом новаторстве.
Для стихов, собранных в «Раздетый свет», универсально отсутствие традиционной для лирики дихотомии — чёткой границы между собственным «я» лирического героя и «другими», окружающими его. Авторская подача Елены представляет собой неразрывное единство восприятия и воспринимаемого, целостность без деления на объект и субъект. Герой и мир вокруг него срастаются в одно, в организм сиамских близнецов. И, что важно, внутренний конфликт при этом не только не исчезает, но напротив, предельно обостряется. Несогласие со взбесившейся реальностью, где внезапно не осталось места разуму и состраданию, где реки радиоактивны и жестокость заразительна, не угасает, но наоборот достигает максимальной интенсивности.
на приводе на привязи у припятистоим и ждём до срока нас не выпейтенам так милы ромашки маки лютикино мы не знаем люди-мы / не-люди-мынебесные морские земноводныено кажется счастливые свободныеидём себе от пристани до пристаниа припять в нас всё явственней и пристальнейТакова уж сила эмпатии, сиамские близнецы объединены судьбой, но это взаимопроникновение не приносит спокойствия. Неприятие зла, сгустившегося в мире, не даёт автору безмятежно быть в настоящем, но побуждает заглядывать в будущее. И это несогласие столь велико, что даже когда лиргерой уже почти принял самый неизбежный из исходов, даже когда он (без вины виновато, что называется) почувствовал мировое зло как часть своей человеческой натуры, в нём нет смирения, он знает, что свет и добро в конечном итоге непобедимы. Даже если сам не застанет их возвращения в искажённый, скомканный мир начала XXI века, свет всё равно придёт и, возможно, тогда настоящее станет стоящим. И эта сила неусмирённой души убеждает в её правоте.
а пока за чертой самой призрачной из якутийнеболи голова причитает болиголовоткрывается глаз анютиншелестит трава рождённая из огнястебли-пальцы вонзая в телогде-то там на совсем другой стороне менявсё случится как я хотелаИ это превосходный ответ на вечный вопрос, легко ли сказать новое старому (пресыщенному/вредному) читателю? Легко ли сказать новое вообще на бог знает каком веку существования поэзии? Новое неисчерпаемо. То, что ново и цветно для самого автора, не боящегося потрепать/поранить собственную душу, то ново, свежо и захватывающее для читателя.
Думаю, этот новаторский подход, эта цельность восприятия и неизживаемость внутреннего конфликта — главное в книге Елены. Но, разумеется, не единственная её сильная сторона.
Елена Севрюгина — мощный лирический поэт, внимательный к деталям и богатый россыпями их. Лирическая героиня Елены — весьма яркая личность, она чувствительный и деятельный собеседник своего читателя.
на иных непохожи но кажется чем-то живакорневая основа сверставшая годы в словаопустившая веки веков в золотые порталыворожбой красноталаполынной латынью сильныголоса прирастают смешеньем вины и войнысеребрится сократовым смехомбезымянное эхов этой точке любой из ушедшихкак прежде живойТут мне долго смотрелось, как Шиве, тысячью внезапно выросших глаз. Настолько ярким было именно зрительное впечатление, где все краски как будто против солнца, на просвет. И проступающие сквозь музыку цвета совсем иные темы… Знакомо и знаково это обморочное состояние провала в читаемую книгу, когда ты уже и здесь и не здесь. И отрешённое «возвращение», и внезапное тревожное прозрение. Когда современность вдруг подбросит такое, что вздрагиваешь и понимаешь, как хрупка жизнь. А мы — что мы делаем? Проживаем дни если и не беспечно, то наугад… И это превосходный ответ на вечный вопрос, что такое литература и зачем она вообще.
Отличительная примета автора — выраженный собственный голос, неповторимый и узнаваемый. Такая же важная примета, как и прозрачный, ясный слог, которым написана книга.
Мне кажется, раздетый свет — это не трепетная свеча, но устремлённый вперёд прожектор, и одновременно калейдоскоп и витраж, разноцветье, разбиение луча на составляющие и обратный синтез белого.
Этим и привлекает поэзия Елены: честностью чувств, достоверностью быта и бытия:
и в какой-то моментреальность начинает казаться вымысломи наоборотпросто все работники фитнес-клубаэто скромные людистыдящиеся своих идеальных телбоящиеся своих неидеальных душты и сам как будто меняешьсястановишься улучшенной версией самого себяи уже наплевать что тоткто внушил тебе необходимостьежедневного посещения клубасам не очень веритчто всё закончится красивой сказкойсо счастливым концомведь известно каждомуреклама это двигательочевидно неизбежногонадо же кому-то верить в мечтуИ ярким солнечным колоритом! Лиргероиня знает кое-что тайное и о лукавой женственности, и о стеклянной призме искушённости в глазу, и о восприимчивости души, и кое-что о любви…
выбегаю в жизнь, почти одетта,вот уже сквозь веки поплылатрясогузка солнечного света,стрекоза сезонного теплаВоздушный язык, объёмный и лёгкий. Антураж красоты и одновременно неисчерпаемая человеческая теплота. Остановленное прекрасное мгновение, размах от скрипучей вечности до цветного-вспыхивающего «здесь» и «сейчас». Это Еленин мир такой, быстрый, сильный и разнообразный. Щедрый, увлекающий из осени обратно в лето, в свет и цвет, дух и запах, в сочное и густое «виноградное мясо» стихов:
эти ласковые фрескисчастье призрачно но близкоесли ты умеешь видетьсвета хрупкие холстына забытом арамейскомна неведомом эльфийскомрасскажи что миром правитбезупречность простотыИ это превосходный ответ на вечный вопрос: что такое поэзия и зачем она именно такая, какая есть.
Зачем мы пишем вот так музыкально-красиво? Пожалуй, говорим стихами, когда силы обычных слов недостаточно. Одевшись в ритм, слово уже не речь, это — заклинание, сила, властно передающая эмоции. Что знаю я о бабушке в торговом центре?
на втором этажеместного торгового центрабабушка-кореянкавяжет внуку белые русские варежкирядышком палки для шведской ходьбымилота да и толькоКак получается, что — всё знаю, всё нужное, чтобы считать эту историю чуточку своей, уже небезразличной? Эмпатия в чистом виде, — почувствуй, как. Отмечу ещё мастерский штрих автора, добавляющей стиху объёма — переход от скандинавской ходьбы к скандинавской же мифологии, к обобщению через неё, в присутствии которого картинка совершает мгновенный кинематографический «отъезд» кадра, сюжет мгновенно и бесповоротно расширяется, частности ностальгически рассыпаются сквозь пальцы, и многое ясно о судьбе… и — парадоксально — о счастье.
если настроить зрениек миру лежащему в сфере неочевидногоможно увидеть лестницуведущую прямо к асгардук исполинскому ясенюк дереву игдрассиль чьи могучие корнисоединяют небо землю и преисподнююсохраняют хрупкое равновесиепока звон спиц в морщинистых пальцахперекрывает набат самых громких колоколовОтдельно хочется отметить приятное чувство юмора автора — уютное, бархатное. Мягкое.
сумерки слепого заоконья,дни меланхолически-пусты,пасхой, доходящей на балконе,причастились грешные котыА вот ещё:
на реке спросил у грека греквек ли прорастает в человекеили человек врастает в веккто кому опора корни кронагде причинно-следственная связьудивлённо каркнула воронакое-как на ёлку взгромоздясьЭто из детства сделано. Только вспомнить — и сразу поплывут, как отражение сквозь отраженье, полупрозрачные лепестки былого и дум… И засветится сердце, улыбнётся и подобреет лишний раз к тем, кто рядом.
И это превосходный ответ на вечный вопрос, откуда мы приходим в литературу, какие мы до неё и зачем мы.
Мы были настроены на эти чувства тогда, в детстве, и не забывать бы теперь.
Щедрый язык Елены Севрюгиной довольно-таки быстро разбаловывает читающих. Но всё-таки каждый раз автору удаётся удивить. Вот и здесь — подкупило слово «потрепаться», неочевидная такая аллюзия. И сразу, конечно, возвращение чуда:
но стоит только сыну улыбнутьсяи ветру потрепаться с занавескойи даже просто доброму случитьсяна улицах недобрых и пустых —во мне опять звенит моя кремонакоторая совсем не исчезалаи песня о которой позабыларождается в заветной немотеХорошая, осязательная звукопись, сочный словарь и красивая ритмика — чувство движения, прорастания живого из текста. И превосходный ответ на вечный вопрос, велика ли сила уязвимых и нежность играющих. И превосходный ответ на вечный вопрос, что же всё-таки ЕЩЁ нам нужно — не то от поэзии, не то от судьбы…
В общем, если и говорить стихами, то для того, чтобы сказать невозможное в прозе. Размашисто, музыкально, ностальгически. Влажными, свежими крупными планами, а может быть, вышиванием оберега… Чтобы плакалось и улыбалось и одновременно. И Елене Севрюгиной в её новой книге «Раздетый свет» это полностью удалось.